Гражданская война в городе Глазове и уезде в 1918–1919-м годах – тема, давно и успешно исследуемая. Историография насчитывает сотни работ, опубликованных в самых серьезных научных монографиях, краеведческих сборниках и в местных газетах. Объем и разнообразие статей, как правило, увеличивается в связи с юбилейными событиями. Наиболее интересны с точки зрения фактического материала, разумеется, работы, написанные по воспоминаниям очевидцев тех давних событий. Правда, в советской историографии внимание акцентировалось на освещении «подлости и зверств белогвардейцев» и «героических подвигов доблестной Красной армии». Идеологические требования не позволяли хоть сколько-нибудь объективно оценить причинно-следственные связи взаимного уничтожения российского народа в той братоубийственной войне. Да и сегодня это представляется затруднительным по причине отсутствия полноценных архивных источников, сохранивших «правду красных» и «правду белых», а воспоминания свидетелей с течением времени мифологизируются, обретают черты народных легенд.
Тем не менее исторические источники помогают воссоздать события тех давних лет, когда боевые действия происходили буквально в нескольких верстах от города (например, на расстоянии 17 км от с. Понино, в 12 км от д. Адам, в 6 км от д. Качкашур) и почти три недели – непосредственно рядом с городом и на его улицах. А горожане жили и работали, испытывая страх и голод, томясь неуверенностью в завтрашнем дне и надеясь на лучшее будущее. Эти несколько тревожных страниц повседневности нашего города с января по июль 1919 года попытаемся осветить. А вдохнуть в историю живое дыхание помогут имена и фамилии глазовчан – наших предков, живших сто лет тому назад.
В начале 1919 года начался новый виток Гражданской войны. Стремительное наступление Белой армии адмирала А. В. Колчака по Уралу сдвинуло Восточный фронт на запад. Войска 3-й Рабоче-крестьянской Красной армии под командованием С. А. Меженинова отступали с тяжелыми потерями из Пермского края в Удмуртию. Территория всей Вятской губернии была объявлена прифронтовой полосой, и внутренняя политика во многом обрела здесь элемент чрезвычайщины. Историю организации прифронтового режима принято начинать с приезда в губернию 5 января 1919 года членов специальной комиссии, созданной при ЦК РКП(б) и Совете Рабоче-крестьянской обороны, И. В. Сталина и Ф. Э. Дзержинского сначала в Вятку, а 7 января – в Глазов. Морально-боевое состояние отступающей армии они оценили как плачевное «из-за усталости частей от бессменных шестимесячных боев. Резервов не было никаких. Тыл был совершенно не обеспечен». Совет обороны страны ввел всеобщее воинское обучение и вооружение жителей прифронтовых территорий, мобилизацию коммунистов и комсомольцев на фронт для спасения остатков
Штаб 3-й армии из Перми переместился в Глазов и разместился в здании мужской гимназии (сегодня – Глазовский технический колледж). В городе и уезде действовали две власти: военная (нач. штаба Алафузо) и гражданская (председатель ревкома М. Ф. Исупов). Однако последней «пришлось работать почти только для армии, выполняя все требования Военного совета». Активизировалось производство вооружения и обмундирования для армии, проводились реквизиции хлеба и скота, мобилизация в воинские части и трудовые ополчения. О сложных взаимоотношениях этих ветвей власти красноречиво рассказывает отчет ревкома за май – март 1919 года. В нем пишется, что гражданской власти приходилось успокаивать мирное население, «не применяя репрессий, повести широкую агитацию» для слома пассивного сопротивления крестьян. Дело в том, что нередко войсковые части отбирали у крестьян, «даже и у бедняков под угрозами штыка совершенно бесплатно лошади, коровы, овцы, свиньи, овес, хлеб, фураж, телеги, сани и пр., угрожая расстрелами и называя всех саботажниками и контрреволюционерами». Но ревком считал, что «несправедливо называть крестьянство контрреволюционным элементом». Жители деревень и сел испытывали самую большую тяжесть от войны. Она «действует разорительно на мелком хозяйстве, усиливает общую разруху, выкачивает под ружье молодые силы», и, самое главное, крестьяне не понимают: «как же это так – такие же русские, православные, идут воевать с такими же русскими».
Да и сами красноармейцы часто давали повод судить о них негативно. Как следует из отчета члена Глазовского ревкома С. Владыкина, «грубость и свирепый бонапартизм некоторых представителей войсковых частей переходил всякие границы». Красноречивым примером является документ дознания заведующего инженерным отделом при особом формировании штаба 3-й армии Добрынина, обвиняемого в избиении монтера глазовской электростанции Костицына. К слову сказать, Добрынин оказался пьян. В самой армии процветало пьянство. Так, Политотдел армии отмечал, что красноармейцев спаивали члены комбедов, что отряды красноармейцев, охранявшие эвакуируемый спирт, производили «товарообмен» спирта на живность и пьянствовали вплоть до того, что «ряд жителей опились до смерти». Отряды частей особого назначения производили в городе и уезде обыски и реквизицию и конфискацию разных продуктов и товаров, хранящихся со спекулятивной целью, вели жестокую физическую борьбу с контрреволюцией, пьянством и кумышковарением. В частности, решали судьбу 640 человек, томившихся в Глазовском доме заключения. Отдать их белым нельзя, судить некогда. Комиссия (председатель ЧК Рылов, зав. отделом юстиции Куликов) разгрузила тюрьму. Одних послали рыть окопы, двоих отпустили, троих – «в расход на вшивую горку». Заложники из буржуазии Иван Пацианский, Яковлев Михаил, Богаевский и др. сбежали. Тревожную атмосферу в городе несложно представить, прочитав доклад начальника гарнизона г. Глазова Н. И. Воинова от 22 февраля 1919 года. Он пишет: «Глазов уже слышит орудийную стрельбу. Скоро, наверно, запахнет настоящим порохом… Бои идут по линии от ст. Балезино до Понино и далее… Выстрелы смущают граждан».
Понимая неминуемость захвата Глазова белыми, городские власти провели масштабную эвакуацию органов советской власти, большинства учреждений, городского имущества, материальных ценностей, семей коммунистов и «ответственных советских работников». Эвакуационная комиссия, возглавляемая председателем ревкома, изымала необходимые денежные средства из подоходного и чрезвычайного налога самих горожан. Эвакуации подлежали технические служащие, врачи, фельдшера, агрономы и все желающие уехать. Архивные документы показывают всю сложность этого процесса. Назначаемые даты эвакуации не соблюдались, места переезда менялись и не в последнюю очередь по вине 3-й армии, которая также отступала и занимала те же селения, что и гражданская власть. Например, работу и документы ревкома предполагалось перевезти в с. Уни, но в конечном итоге они оказались в с. Ухтым, так как квартиры в с. Уни пришлось уступить военным чиновникам отдела снабжения 30-й дивизии РККА. А из Ухтыма переехали в с. Лему по требованию госпиталя 30-й дивизии.
Многие учреждения начали эвакуироваться еще в январе. Например, учительская семинария под руководством ее директора С. М. Кутепова выехала в Парзинскую сельскохозяйственную школу, а школы 2-й ступени, преобразованные в 1918 году из бывших женской и мужской гимназий и высшего начального училища, переехали в с. Люк. На сельскохозяйственной ферме семинария жила, испытывая холод и голод, нуждаясь в самых необходимых материально-бытовых условиях и предметах, а также средствах по осуществлению учебного процесса. Кутепов неоднократно обращался в уездный отдел по топливу с просьбой отпустить керосин, который «при всей бережливости расходуется довольно значительно», а без освещения «учащиеся не в состоянии ни читать, ни писать. Все это самым неблагоприятным образом отражается на ходе учебного дела», а вечерние занятия ручным трудом, рукоделием, гимнастикой, «новыми языками», внеклассным чтением и прочим совсем не могут происходить». Особенно остро стояла продовольственная проблема. В с. Люк бывали случаи, когда дети питались одним жидким супом «без всякой приправы при одном фунте хлеба в день, мясо совершенно отсутствовало на обеде». Общежития были так переполнены, что «паразиты с одного ученика переползали на другого», а ученицы от недостатка воздуха «впадали в обморок».
Пунктом эвакуации основных советских учреждений назначалась первоначально Вятка, но уже в Зуевке поступило указание от председателя губернской эвакокомиссии И. В. Попова о направлении глазовских учреждений и волостных исполкомов в г. Галич Костромской губернии. Материальные и хозяйственные ценности предполагалось увезти в г. Кирсанов Тамбовской губернии. (Кстати, после войны за застрявшим в эвакуации хозяйством со специальным мандатом ездил член уездного исполкома А. Ф. Бабурин.) Сложность ситуации состояла еще в том, что накануне колчаковского наступления в Глазов эвакуировались учреждения из Залазнинского завода и Оханского уезда Пермской губернии вместе со служащими и их семействами (до 350 чел.). Их тоже перевезли за счет глазовского ревкома в Кирсанов. В апреле часть учреждений, имущество и запасы хлеба были вывезены в ближайшие селения уезда под руководством Киреева. В Глазове в апреле остался ревком в составе трех лиц: Воинова, Носова и Лескина. К слову, электротеатр «Лира» вместе с оборудованием, со всеми проводами и лампочками был эвакуирован в село Верхосунье Глазовского уезда. Некоторые документы коммунисты спрятали на месте. По воспоминаниям, член уисполкома А. Пашковский зарыл их в земле в железном баке. Уже в конце февраля Воинов поспешил отчитаться: «Из города вывезли всё, исключая грязь, которую оставлю белым, если угодно будет судьбе его отдать им. Теперь мне его не жаль».
Город перешел на военное положение. Ограничивалось хождение в ночное время, запрещались всякие собрания, митинги, манифестации и «всякие сборища на улицах» без особого на то разрешения. Однако жизнь не остановилась. Люди рождались и умирали, работали и отдыхали. В Народном доме, открытом в первую годовщину Октября в здании бывшего духовного училища, выступал духовой оркестр, устраивались вечеринки для солдат и мирных обывателей. Старшеклассники и молодые люди, не мобилизованные в армию, ставили спектакли и читали лекции на злободневные темы. Глазовчане по вечерам спешили в электротеатр «Лира», где демонстрировались фильмы-агитки «Смельчак», «Беглец», «Последний патрон», «Мы выше мести», «Сильным слава», «Глаза открылись», «Отец и сын», «Кем ты был?», «Сон Тараса», «Дезертир», «Красная звезда». А вот как советская власть отпраздновала Первомай. Советские и общественные учреждения Глазова находились уже в с. Ухтым Вятской губернии. Ревком обязал все уездные и волостные отделы украсить свои здания зелеными венками, флагами и плакатами. 1 мая в 10 часов утра сотрудники собрались «около трибуны на площади против больницы». Порядок следования на митинг был следующим. Впереди шла караульная рота уездного военкома с комиссаром в полном вооружении. Далее следовали: уездный комитет партии, уездный ревком, отдел по управлению уездом, совнархоз, упродком, уземотдел. С речами о значении пролетарского Первомая и положении на Восточном фронте выступили Бурцев, Киреев, Носов и Исупов. Митинг сопровождался пением революционных песен (кстати, заведующие отделами и коммунисты для репетиций собирались накануне праздника в четверг, воскресенье и вторник после работы). На митинге была прочитана лекция на тему «Интернационал», а в 7 часов вечера в помещении школы был поставлен спектакль «Однажды вечером». Завершился праздник исполнением песен «Интернационал», «Варшавянка» и др.
Между тем в конце мая ударная группа колчаковцев Сибирской дивизии Р. Гайды перешла в наступление по железнодорожной полосе Глазов–Вятка. Подступы к городу обороняли красноармейцы 29-й дивизии (комдив В. Ф. Грушецкий). Однако 2 июня в 4 часа утра войска оставили Глазов и заняли позиции на юго-западном направлении у д. Чура (расстояние 15 км). Председатель ревкома и уездный военный комиссар последними покинули город. Военный комиссариат оставил 100 пудов муки (более 1 600 кг), продовольствия примерно на 60 тыс. руб. Остались мирные жители, главной задачей которых было выжить и сохранить свое имущество, семью.
3 июня в Глазов без боя вошли войска генерала А. Н. Пепеляева (по улице Сибирской) и войска Р. Гайды – через мост с правого берега Чепцы. Накануне с самолета белогвардейцы сбросили листовки такого содержания: «кто уйдет с красными – их семьи будут уничтожены». Но не страх перед смертью остановил глазовчан. Они были у себя дома и жили надеждой на скорое наступление мира. Священники встретили колчаковские войска хлебом-солью и устроили молебен в Преображенском соборе, а горожане Ю. А. Гырдымова и Чешков подарили букет цветов В. Пепеляеву. Приветствуя присутствующих глазовчан, он сказал: «Мы одержали победу. С божьей помощью дойдем до Москвы. А сейчас помолимся за дорогие нам победы».
В городе установилась новая власть. Советы были запрещены, профсоюзные комитеты распущены. Началось восстановление земского самоуправления. В городе был развернут гарнизон, начальником которого был штабс-капитан, комендантом гарнизона – прапорщик из воинских частей В. Пепеляева. В гражданских учреждениях «было насажено чиновничество», писалось в секретной записке представителя ревкома Буданова. Белые тоже реквизировали крестьянскую продукцию, скот, лошадей, мобилизовали людей на строительство укреплений и дорог. Все это ассоциировалось у населения с дореволюционными порядками и способствовало преломлению настроений жителей края. Тем более что в городе оставались коммунисты-подпольщики, снабженные документами периода Временного правительства (их по поручению М. Ф. Исупова подписал и заверил печатью бывший начальник милиции А. Н. Куликов). Подпольщики вели агитационно-пропагандистскую работу по формированию негативного образа врага и сбору военных сведений в частях противника. Самой массовой в этот период боев была распространяемая листовка на удмуртском языке «Мар вае Колчак» («Что несет Колчак»), доступно и в красках расписывавшая зверства колчаковцев. При этом один из подпольщиков А. П. Есипов был опознан кем-то из глазовских белых офицеров и убит.
Сдача города крайне беспокоила советскую власть, но не потому, что здесь располагались какие-то очень важные объекты или город обладал несметными богатствами. Через город проходила железная дорога, открывавшая путь белому движению на Москву и соединению с иностранными интервентами. Председатель СНК В. И. Ленин слал одну за другой телеграммы, где требовал от Реввоенсовета Восточного фронта отчетов о положении фронта под Глазовом и выяснения причин его сдачи белым. Бои за город дорого обошлись Красной армии. Лишь через десять дней (в ночь на 13 июня) Глазов полками
24 июня в город со всеми отделами вернулся ревком, который занялся организацией уездного чрезвычайного съезда Советов рабочих и крестьянских депутатов. На съезде вновь был избран исполком, вскрыты последствия Гражданской войны на территории уезда и в городе. Секретарь Вятского губкома партии И. Попов заклеймил жителей Святогорской волости, «опозорившей весь уезд, не давшей голодающему населению ни одного фунта хлеба, которого были излишки, а при наступлении белогвардейских банд дала 500 человек добровольцев-белогвардейцев». Также большевистской анафеме было предано «разлагающее влияние церкви на широкие слои трудящихся». Священнослужителей вынуждали отрекаться от сана и писать расписки в лояльности советской власти. В частности, такую расписку написал протоиерей Преображенского собора Н. Ергин, обязуясь «не вести с кафедры церкви, как противоправительственной агитации, так и вообще политической агитации, и ни в коем случае не вмешиваться в дела гражданского управления». В обозначенном аспекте неслучайным является частное письмо дочери священника, писавшей: «идут страшные беспорядки, духовенству живется плохо, не дают жалования и отбирают всю землю, на квартиры наложены большие налоги, постоянно приходят, чтобы нанести оскорбления». По отношению к другим горожанам Особый отдел ВЧК рекомендовал городской власти применять следующую практику: «расправиться с теми, кто так или иначе добровольно оказывал содействие белым во время их пребывания в городе, выдавал коммунистов, сочувствующих и советских работников». Расправа означала расстрел. Она должна была показать мирным жителям, что «у нас не может быть пощады. Нужно показать, что советская власть сильна и всех активных и пассивных изменников ждет одна участь. Нужно отбить охоту нападать на советскую власть или вредить ей».
А в городе советская власть начала формировать новых советских граждан. Уже 13 июля открылась детская площадка. Вот как красочно описывает это мероприятие корреспондент красноармейской газеты «Красный набат»: «В 12 часов до 700 детей собрались в Набережный сад, затем с цветами, флагами, венками и плакатами прошли по городу до Детского сада». Там играл струнный оркестр. Затем состоялся концерт, завершившийся чаем и завтраком. Праздник закончился спектаклем. «От праздника осталось самое отрадное впечатление. Дети были веселы и оживленны». Основная задача праздника состояла в том, чтобы показать, насколько рабоче-крестьянская власть отличается от колчаковской, «привлечь на площадку детей подвалов и низов, развивая в них чувство общественности, коммунизма».
Сост. Л. А. Волкова, кандидат исторических наук, доцент, заведующая отделом истории
МБУК «Глазовский краеведческий музей»